|
Роман "Оживающее воображение" / доступные ссылки выделены жирным шрифтом / В марте 2013 года я закончил роман "Оживающее
воображение" (14,7 авторских листа) и сейчас обдумываю сюжет новой книги
"Мёртвые игры. Могила". Произведение расскажет о том, как люди, охваченные безумными, буквально разъедающими их, но вполне, как ни странно, реальными фантазиями, пытаются избавиться от этого наваждения, но только всё больше погружаются в Мир иллюзий, лишь дальше отрываясь от реальности. Но не кроется ли за этим нечто гораздо большее, переходящее в самый настоящий ужас? Чтобы ответить на этот вопрос, они попытаются выжить и понять, а вы обязательно узнаете все подробности, если прочитаете мой новый роман. Действие книги, написанной в декабре 2010, августе 2011 и феврале - марте 2013 года, происходит в Московской области. Примечательно, что часть произведения напечатана мной с помощью бесклавишной клавиатуры для людей с ограниченными возможностями здоровья "OrbiTouch" в рамках комплексного тестирования под один из моих образовательных проектов. Как и с предыдущими работами, поразмышляв над оформлением будущей обложки, я решил нарисовать иллюстрацию самостоятельно (уже установилась прямо какая-то добрая традиция). Её художественные достоинства по-прежнему весьма спорны, но, несомненно, смысл и ви'дение произведения автором здесь снова удаётся выразить в полной мере. Нажав на иллюстрацию вверху справа, вы можете рассмотреть рисунок намного подробнее. Хочу поблагодарить вас за многочисленные отзывы о черновом варианте первой главы произведения, которая доступна ниже - в том числе, они очень помогут мне в написании нового романа "Мёртвые игры. Могила". ___________________________________ Ознакомительная глава "Вероника" Я выбрал «мелодию номер три», наверное, потому, что буквы
её названия были исковерканы, хотя остальные русские символы плеер показывал
вполне внятно. Это невольно напомнило мне первые пейджеры, передававшие только
английский алфавит, да и то, частенько добрая часть текста приходила в виде
абракадабры или подмигивающих пробелов-решёток. Но это в прошлом, а сейчас
громыхнула резкая музыка - наверное, что-то из рока и именно она показалась
необычайно уместной к этим мрачным столбам, напоминающим таинственные развалины
древнего города. Да, то, что надо. Внизу сгустился мрак, местами зияющий плотной чернотой и
кажущийся островками в каком-то безумном океане вечности. Сверху начинало
светлеть небо и где-то за высокими башенками исполинского стеклянного здания, по
горизонту всё шире расплывалась грязная полоска едва пробудившегося солнца.
Скоро всё станет таким привычным, что навевает тоску, но только не сейчас – у
меня ещё есть время и гул ветра, причудливым эхом отзывающийся в огромных
трубах, словно давал сигнал к старту предстоящей безумной гонки. - Вперёд! Закричал я, но ничего не услышал за громыхающей музыкой.
Только ярко-жёлтые провода от наушников по-прежнему неприятно прикасались к
лицу, словно нити незамеченной в лесу паутины. Но я находился не там, и даже не
на величественных развалинах, а всего лишь на стройке, видимо, какого-то
крупного торгового центра. Справа настораживающей кучей теснилась спецтехника,
замершая в самых необычных положениях. Она почему-то навевала мысли о вышедших
из-под контроля роботах, готовых в любой момент начать действовать
самостоятельно и явно враждебно к человечеству. Чего ещё от них ждать? Я был
уверен, что этого, конечно, не произойдёт, но не полностью. Хотя, кто и какие
может дать гарантии, даже в очевидности? Именно поэтому – вперёд, пока в окошках невероятным
образом выгнутых контейнеров, занавешенных унылыми тряпками, не вспыхнул свет и
оттуда не появились рабочие. Конечно, они вряд ли рискнут погнаться за мной, но
их предостерегающие или угрожающие крики, которые я, скорее всего не услышу,
будут, в любом случае, мешать, выводить из себя и, в конечном счёте, всё
портить. Да и трубы вполне могут выгнуться в их сторону, конечно, не чтобы
послушать, а зловеще громогласно отразить эти звуки и заставить всё вокруг
дрожать в попытках сбросить меня в пропасть. Хотя, конечно, ничего такого там
нет – просто песок, бетон и ещё торчащие, как колья, перекрученные металлические
остовы. На них тоже можно упасть весьма болезненно, если не смертельно. И всё же
это отнюдь не бездна, а значит ничего интересного или правильного здесь нет. - Всё чувствую! Снова закричал я и, немного отклонившись вправо – так
сказать, показав свою сущность «правши», переученного из «левши», стремительно
двинулся вперёд. Главное – не терять чувство ритма, иначе ошибка не
замедлит сказаться и, скорее всего, станет роковой. И здесь замечательно
помогает музыка, хотя сложно сказать, что случится, когда она неожиданно
оборвётся, и в этой томительной паузе я услышу нечто такое, чего совершенно не
хочу. В любом случае, уверен, я успею добежать до противоположной стороны
котлована гораздо быстрее, чем возникнут какие-то проблемы. А так ли это на
самом деле – сейчас и предстояло узнать. Я не бежал, а скорее летел, как птица или, быть может,
кенгуру, делая гигантские прыжки между зияющими «ртами» труб, точно приземляясь
на их круглые вершины и чувствуя, как под ногами крошится окаймляющая металл
твёрдая грязно-белая масса. Наверное, это изоляция или что-то подобное, но в
ощущении разверзающейся под ногами опоры, несомненно, было что-то веселящее и
даже пьянящее. Словно, я лезу на величайшую вершину Мира, и горы ясно дают мне
понять, что жизнь одного человечка для них ровным счётом ничего не значит.
Однако, пока хотя бы неустойчивая, но опора под ногами есть, всё в порядке. Наверное, поэтому, поддавшись какому-то безумию, я, не
добравшись и до середины котлована, закружился в неудержимом танце на горловине
самой, пожалуй, большой из труб. Вообще-то ничего подобного я никогда не любил,
но сейчас всё вместе слилось в ритме оглушающей музыки, звучащей из наушников, и
скорее мои эмоции и тело, чем разум, поглотили естество, оставляя голове роль
исключительно стороннего наблюдателя. - Что хочу, то и ворочу! Воскликнул я и, не разбирая пути, начал прыгать из
стороны в сторону, забыв, чего хотел и почему вообще здесь оказался. Впрочем,
так ли это теперь важно? В какой-то момент, музыка в наушниках неожиданно
оборвалась и, покачиваясь, я замер на одной из труб, чувствуя исходящий из её
недр острый затхлый запах. Неприятно, но ничего такого, что, кажется, могло бы
заставить меня отказаться от задуманного. Впрочем, о чём это я? Ведь всё
происходит спонтанно, разве не так? Или подобное уже было, но я как-то упустил
или позабыл? Нет ответов, но и раздражающее ощущение, что рядом витает самое
важное, не беспокоит. Наверное, это говорит только об одном – всё в порядке и
происходит именно то, что должно быть. Решив дождаться начала следующей музыкальной композиции,
я просто стоял, покачиваясь из стороны в сторону и чувствуя проходящие, словно
сквозь тело, порывы прохладного колючего ветра. Потом пустой шум в наушниках,
неизменно ассоциирующийся с радио, пропал, но и мелодии за этим не последовало.
Я озадаченно вынул плеер и увидел, как, ярко мигнув вызывающе-красным, экран
медленно потух, словно, уходя, не желал оставлять никакой надежды. - Нет! Я же поставил новые батарейки. Разочарованно протянул я и, на этот раз, очень отчётливо,
даже излишне, услышал себя. Это казалось какой-то огромной несправедливостью – ведь
сделано было всё, что нужно, а плеер так глупо подвёл меня именно сейчас, когда
так необходима музыка. Зачем он тогда вообще такой нужен? - У меня для тебя новость – никакой смены батареек вообще
не будет! Рассмеялся я и, дёрнув за провода, ставшие теперь
почему-то ярко-зелёными, почувствовал, как наушники выскакивают из ушей и от
этого становится не только легче, но почему-то и холоднее: - Больше никаких батареек. Так им всем своим там и
передай! Я, без сожаления, бросил плеер в ближайшую «пасть» трубы,
так и не услышав – достиг он дна или нет. Может быть, внутри скопилась вода или
какой-то мусор, поглотивший звук? Хотя, наверное, всё равно должен быть, пусть и
чуть слышный, но стук или всплеск. Впрочем, не имеет никакого значения – я стал
ещё свободнее и не завишу от какой-то дурацкой штуки, которой, по нынешним
временам, грош цена. Правда, сейчас вспоминается, что это всё-таки был сотовый
телефон, но вряд ли со дна раздастся звонок на номер, который никто ещё не знает
– даже я. - Здравствуй, рассвет! Закричал я, раскидывая руки и улыбаясь красноватому
зареву, больше напоминающему отсветы приближающегося пожара, от которого будут
выгибаться и громко лопаться большие зеркальные окна здания напротив. Оно начнёт
невероятно раздуваться, а потом разлетится на кусочки, словно взрывающийся серый
«Мерседес», неся вокруг смерть и разрушения. Впрочем, при чём здесь машина?
Перед моими глазами, как призрак, мелькнула странная парочка – пожилой мужчина и
маленькая девочка, а потом всё растаяло, и остался снова только я и несколько
капель воды или слёз. Они катились по лицу и странно жгли, при этом, словно
обещая покой и правду, но где-то там, в предстоящем, а не в сегодняшнем дне,
почему-то кажущимся далёким прошлым. И тут трубы начали двигаться. Где-то глубоко внутри я
давно подозревал, что они живые, но не хотел верить, пусть излишне яркие образы
и мелькали в голове. Но, раз так получается, то, наверное, можно даже говорить о
предчувствии или чём-то подобном. Только, чего же они хотят, выгибая свои
длинные тела, словно змеи, только с видимым усилием, скрежетом и лопающимися
звуками изоляции, разлетающейся вокруг рванными, пыльными кусками? Может быть,
ждут ещё одного моего вопля, соскучившись в тишине по громким звукам? Или тоже
хотят, чтобы я что-нибудь бросил в их недра? Так у меня ничего с собой больше
нет – только наручные часы, да и те чёрного цвета, что, наверное, вряд ли их
заинтересует. Ведь тьма не поглощает тьму – она уже её неотъемлемая часть. Или
они не хотят дать мне оказаться на другой стороне котлована? Да, наверное, это
ближе всего к истине, но мы ещё посмотрим. Я уверен, что даже без такого
замечательного «допинга», как музыка, у меня всё получится легко и просто. - Держитесь! Расхохотался я и ринулся вперёд, перепрыгивая с трубы на
трубу и стараясь не обращать внимания на угрожающее движение вокруг,
напоминающее подхваченные ураганом вершины исполинских деревьев. Только не останавливаться, иначе, конечно, могут
произойти на самом деле страшные и непоправимые вещи. Что это будет? Да мало ли
ужасов способна сотворить стройка, тем более, когда речь идёт о взрослом
человеке? В детстве всё как-то спокойнее и проще - обострённая фантазия ребёнка
направлена на одну простую и успокаивающую мысль о том, что всё непременно
должно закончиться хорошо. И, как правило, именно так и происходит, несмотря на
всю реальность опасности, которая не только не обдумывается, но, пожалуй, часто
и вообще игнорируется. Наверное, это больше относится к мальчикам, чем к
девочкам – ведь она именно женского рода. Другое дело, когда речь идёт о
взрослом человеке – он старается всё разглядеть и, как ни странно, сделать самые
пессимистичные выводы, называя это почему-то «быть реалистом». Только не
означает ли подобное, что он заранее настраивает, программирует себя на то, что
непременно случится трагедия? Возможно. Во всяком случае, одно время,
интересуясь подобными историями после трагической смерти сестры моего школьного
друга в большой куче песка на стройке, я сделал вывод, что это опасное место, в
первую очередь, для взрослых. А та девочка, скорее, была просто исключением и,
если верить словам самого одноклассника, когда первый безмолвный период горя
миновал, его сестрёнка просто хотела поиграть в «храбрую исследовательницу
пещер» и «произошёл несчастный случай». Наверное, на самом деле, нечто подобное
и случилось, однако, после этого, я стал немного побаиваться песочниц. Писающие
же в них бездомные кошки и собаки, казались мне самыми настоящими осквернителями
могил. Сейчас это немного ушло, но иногда просыпалось и набрасывалось с новой
силой, словно часть детства не просто дремала во мне, а ещё была полна сил и
готовности причудливо вылиться во взрослую реальность. Может быть, именно с этим
был связан мой дар? Прыжок, ещё и тут одна из труб, изогнувшись, подставила
своё зловонное чрево, не позволяющее ни за что ухватиться, которое мгновенно
меня поглотило. Я стремительно падал головой вниз, без возможности развернуться,
а слабые попытки затормозить о ледяные округлые стены, неизменно оканчивались
неудачей и режущей болью. Потом появился неприятный шум, стало нестерпимо давить
бока, но я начал останавливаться. Постепенно я как-то неуклюже мягко затормозил
и только тогда осознал, что же произошло. С одной стороны, всё, несомненно, выглядело трагично –
выбраться отсюда самостоятельно мне точно не удастся, а с другой – внутри трубы
не оказалось прожорливого чрева, которое стало бы меня поедать и не дало времени
даже на теоретическую возможность спасения. Хотя пахло здесь просто ужасно –
болотом, землёй и чем-то неуловимо-сладковатым. Противно, но пока вполне
терпимо, хотя, кажется, с каждым мгновением воздуха в окружающем пространстве
становилось всё меньше. Впрочем, это было и понятно – я перекрыл собой трубу и
висел вниз головой, отчего внутри тела начали всё громче и натужнее раздаваться
удары сердца. Они постепенно переходили в леденящий скрип и звук хода
естественных часов, отсчитывающих, возможно, последние минуты моей недолгой
жизни. Когда же ещё, как не сейчас, кричать и звать на помощь? Наверное, самое
время, хотя я с трудом себе представлял, как меня смогут вытащить отсюда, даже,
если найдут сразу. - Помогите! Завопил я, мгновенно оглохнув от отражающегося
вибрирующим эхом голоса и, кажется, ещё немного спустившись вниз. Собравшись с силами, я хотел крикнуть ещё раз, но
закашлялся и понял, что вряд ли способен на большее. Однако, наверное, этого уже
не требовалось – по трубе разнёсся невыносимо режущий слух гулкий внешний звук,
напоминающий вибрирующий звон церковных колоколов ранним субботним утром именно
тогда, когда больше всего на Свете хочется выспаться после утомительной рабочей
недели. Хотя, возможно, сейчас это приведёт к чему-то хорошему и ассоциировалось
в моём сознании с толпой озабоченных рабочих, стремительно карабкающихся по
трубе и спешащих на помощь. Звук нарастал, меня передёрнуло и тело ещё немного
соскользнуло вниз, несомненно, усложняя и без того непростую задачу спасителям.
Но это теперь было не так важно – главное, что помощь близка. Пусть даже это
окажутся совсем неприятные, давно не мытые люди – когда они поднимут меня
наверх, я готов буду расцеловать каждого, без исключения, отблагодарить всем,
чем смогу и даже попросить кого-то Свыше для них всего самого-самого в жизни. Неожиданно всё погрузилось в пронзительную тишину,
вибрация прекратилась, и я приготовился к ободряющим окрикам снаружи. Однако,
вместо этого, сверху что-то приглушённо хлопнуло, и я почувствовал, как вязкая
тяжёлая масса обволакивает моё тело, не оставляя шансов на спасение. Скорее
всего, это цемент – почему-то именно об этом я сразу подумал, а ещё – о
булькающем, словно пузырь слюней на вымазанных шоколадом губах, болоте. Одно
время неминуемая и мучительная смерть в нём преследовала меня в изнурительных
ночных кошмарах, когда я просыпался от удушья, уткнувшись в собственную потную
руку. Иногда на ней оказывались следы зубов
и кровь, но утром ничего не оставалось и это пугало больше
всего. Именно так, наверное, получится и на это раз. В какой-то момент, я почувствовал, что труба постепенно
растворяется и моё сознание сжимается только нестерпимыми тисками ужаса. Потом
что-то пронзительно закололо в боку, я глубоко вдохнул, закашлялся и убрал ото
рта нечто, оказавшееся в следующую секунду краем плотного покрывала. Остатки сна
слишком медленно, немилосердно таяли в окружающей темноте, и прошла, кажется,
целая вечность, пока я не понял, что сплю у себя дома, произошедшее – очередной
кошмар, а бок просто-напросто затёк из-за неудобной позы. Что же – хорошая
новость и с ней всегда приятно вставать с постели, тем более, когда впереди ждёт
очень долгий и непростой день. Я приподнялся и с трудом отыскал под кроватью
неприятно-холодные и мокрые тапочки. Оказывается, опять забыл их вставить перед
сном в батарею, но сейчас делать уже нечего – всё лучше, чем путешествие босыми
пятками по ледяному полу, на котором, к тому же, всегда можно наступить на пыль
или крошки. Это неизменно вызывало у меня омерзение и желание поскорее размазать
и сбросить с себя, что бы там это на самом деле ни было. Необременительный
момент, если ты живёшь один, но неуместный, если рядом есть кто-то,
прибирающийся в доме. Позволив себе ещё несколько секунд понежиться в так
манящей и не желающей выпускать из своих нежных объятий постели, я встал и,
громко шлёпая «задниками», побрёл в сторону туалета, а потом решил остановиться
только на ванной. Всё равно надо было ополоснуться и помыть голову, что стало за
много лет непременной привычкой, даже задумываться об отказе от которой, было
попросту нелепо. К тому же, вода должна непременно смыть все остатки
отвратительного сна и мне казалось это сейчас важнее всего остального. Простояв под душем, наверное, вечность, как всегда, когда
дело доходило до головы, я невольно заколебался и опасливо покосился на дверь,
смутно видимую через дымчатую занавеску. Не закрыть ли её на щеколду? Их это,
разумеется, не остановит, но может облегчить мне самому отступление в безопасное
место, если уж дойдёт до такого. А есть ли оно? Как убежать от себя и возможно
ли это вообще? Нет, пусть, пожалуй, всё остаётся, как сейчас – дверь будет
просто плотно закрытой. А ещё хорошо бы включить в коридоре свет – тогда я точно
смогу увидеть приближающиеся зловещие тени на матовом стекле с улыбающимися
синими «детскими» каплями, и успеть что-то предпринять. Но ведь мои глаза будут
закрыты, и я всё равно вряд ли уловлю этот момент, а выходить из ванной сейчас
очень не хотелось. Особенно потому, что на полу непременно останутся мокрые
следы, которые я потом обязательно буду очень долго изучать – не оставили ли их
босые детские ноги. Отпечатки, которые, наверняка, широкие у мальчика, и
непременно вытянутые – у девочки. Но у обоих смазанные, как бывает всякий раз,
если волочить, как они, ноги. Их маму я никогда даже не пытался представить –
возможно, из-за мешанины в голове кадров из фильмов ужасов, где это были
непременно только детские образы. Не простые – мёртвые, воинственно настроенные
и жаждущие поквитаться с живыми только за то, что оказались в другом Мире, но
очень хотят вернуться назад. Могу ли я им чем-то здесь помочь, даже умерев? Не
думаю. Однако, вряд ли монстры были бы склонны к столь глубоким умозаключениям.
Как бы там ни было, ни в коем случае нельзя терять бдительность. Я быстро всполоснул волосы и старался не закрывать глаз,
побаливающие от колких потоков остро пахнущей хлоркой воды. Потом аккуратно
сложил ладони «лодочкой», налил вязкий белый шампунь и, громко выдохнув, начал
стремительно намыливаться, мечтая поскорее покончить с этим и оказаться на
кухне. Вынужденно закрыв глаза, я внимательно прислушивался к происходящему
вокруг и, кажется, даже физически ощущал, что дети находятся совсем рядом и
молча стоят или приближаются к моей голой беззащитной фигуре. Вот сейчас ледяные
пальцы с обволакивающей их слизью коснутся моего плеча и болезненно сожмут, а
нос уловит смрадный запах, который парализует тело и мысли, позволив лишь
безропотно принять смерть. И крик ужаса – самое главное, застрянет где-то
глубоко внутри меня, но будет расширяться, и разрывать плоть, прикончив, скорее
всего, раньше, чем мной займутся ожившие мертвецы. Я смыл шампунь, но ещё долго стоял под душем, не в силах
открыть глаза и оказаться лицом к лицу с неотвратимым. Потом, собравшись с
силами, резко отшатнулся к кафельной стенке и быстро огляделся – никого. Однако,
дверь ванной оказалась немного приоткрыта. Словно кто-то аккуратно заглянул ко
мне, убедился, что всё в порядке, а потом тихо, но небрежно её прикрыл. На полу
никаких следов не было, шлёпающих звуков я тоже не слышал, однако, присутствие
чего-то постороннего, несомненно, чувствовалось. И не просто эфемерного, а
вполне конкретного и зловещего. Или я лишь зачем-то глупо и навязчиво убеждал
себя в этом? Как тут скажешь наверняка? В конце концов, может оказаться, что это
заходила Вероника, которая сейчас вернулась на свою табуретку справа от окна и
терпеливо ждёт меня на кухне. Если дело обстояло именно так, то, на этот раз, ей
удалось миновать гораздо большее расстояние, чем раньше. Или всё намного проще?
Я сам так прикрыл дверь и сейчас меня просто подводит память, словно ярко
иллюстрируя известную поговорку «у страха глаза велики». Да, наверное, на этой
последней мысли стоит и остановиться. Она умиротворяет и даёт ощущение
понимания. Наконец, выключив душ, я взял полотенце и долго
растирался, пока кожа не начала болезненно реагировать на каждое прикосновение и
покраснела яркими причудливыми островками, с неизменно белоснежными россыпями
маленьких пятнышек, оставшихся на память от близкого «знакомства» с придорожным
барщевиком, состоявшегося лет шесть назад. Потом я поспешно натянул штаны,
футболку и, выключив свет, шагнул в тёмный коридор. На фоне сияющей на все свои
сто ватт лампочки, пожалуй, я мог оказаться слишком лёгкой добычей для тех, кто
смотрит и ждёт во мраке. А так я, в какой-то мере, уравнивал наши шансы и,
наверное, не без успеха, если до сих пор оставался живым. Я сильно вздрогнул и попятился, кажется, уловив краем
глаза размытое розоватое движение в сторону кухни. Да, наверняка мне это не
привиделось, и дверь в ванну приоткрывала именно Вероника. Способна ли она на
такое или это всего лишь игра теней, обильно нагромождавшихся друг на друга и
зловеще шевелящихся? Конечно, спокойнее думать, что справедливо именно последнее
утверждение или всё-таки Тошнотик? Так я называл смешную конфетницу,
стилизованную под зомби, обнимающего половинку хэллоуиновской тыквы. Когда
срабатывали сенсоры движения, фигурка начинала двигаться и имитировать тошноту
от переедания сладостей, сопровождая это очень реалистичными рыгающими звуками.
Конечно, по большому счёту, это была какая-то глупость, однако, я несколько раз
видел движение на кухонном столе и утром находил скомканные фантики, хотя сам
конфет не ел. Наверное, всё-таки Тошнотик оживает по ночам и набрасывается на
сладости, забывая прибираться за собой. Какое ещё здесь может быть объяснение?
Ведь я столько раз видел в голове эту картинку, что, кажется, и в самом деле
наблюдал – как именно он это делает. Как и в очень многом, происходящем в последнее время, я
точно и не ответил бы – какие воспоминания основаны на реальных событиях, а что
является исключительно плодом моего воспалённого воображения. Но, конечно же, в
этом была и своя положительная сторона – любой страх или очевидную неприятность,
можно легко списать на фантазии, а настоящая жизнь продолжает быть прекрасной и
удивительной. Вот и сейчас, немного подумав, я решил, что ничего, наверное,
всё-таки не было. Это позволило на удивление быстро взять себя в руки, и даже
облегчённо вздохнуть, что непринуждённо развеяло атмосферу таинственности,
которая чуть было не начала слишком неприятно-ощутимо сгущаться вокруг. Впрочем,
наверное, так происходит всегда, когда после неких событий, плавно продолжается
размеренное и банальное течение жизни – именно это и позволяет «зализывать»
кажущиеся сами ужасными раны и оставаться «на плаву». Как и это моё ночное
бдение, если очистить его от шелухи надуманных страхов и предположений, выходит,
не более, чем просто раннее пробуждение обыкновенного человека, которое бывает у
каждого. Свет от мощного прожектора странно отражался в окне
бликующими разводами, напоминая то время, когда у меня на носу были очки и их
стёкла постоянно по непонятной причине загрязнялись. Сколько прошло времени с
тех пор? Наверное, года два, не больше и, хотя моё зрение нисколько не
улучшилось, однажды утром я решил от них отказаться – просто так, безо всякого
повода. Или, наверное, правильнее сказать, не желая быть обманутым, а, пусть
плохо, но видеть то, что происходит в действительности. Но только не
уменьшенное, искажённое и, быть может, вообще не существующее. Временами это
помогало, но не особо – скорее, чаще всё же пугало ещё больше непривычной
неразборчивостью деталей и бликов. Однако, приняв однажды решение, я никогда не
отступал, а с контактными линзами «подружиться» у меня так и не получилось.
Наверное, они подсознательно ассоциировались у меня с пеленой не просто на
глазах, через которую больше не проникает реальность, как через дужки очков, но
и на душе, мыслях и восприятии. Иногда это казалось наивным, но, по большому
счёту, успокаивало хотя бы тем, что я действую, а не пускаю ситуацию на самотёк
или потакаю плохому. Я прищурился и медленно пошёл на кухню, касаясь кончиками
пальцев стен коридора. Дверь здесь была узкой, а образуемые углы – необычайно
широкими и, казалось, манящими, чтобы свернуться «клубочком», забиться в них и
ждать, пока все страхи отступят, превратившись в подобие нудной головной боли, с
которой живёшь, но не особенно обращаешь внимание, постепенно сделав
неотъемлемой частью существования. Только я уже вырос и детские прибежища,
которые обязательно сработали бы когда-то, потеряли для меня всю магию, на
которую были, несомненно, способны. - Кто там ждёт меня на кухне? Хрипло и наигранно-весело спросил я, попытавшись
рассмеяться, но получилось нечто зловещее и, скорее, напоминающее отчаянные
хрипы: - Соскучилась? Вот и я! Её глаза были, как бездонные чёрные дыры, но отсветы
прожектора на руках и плечах, казалось, излучали радость и понимание. Да, именно
так, как я ожидал. - Давай-ка не будем включать свет, только газ – подогрею
чайник. Прошептал я и, вывернув вентиль плиты, услышал шипение,
треск автоподжига, постоянно нуждавшегося в смене батареек, звук вспыхивающего
пламени и жалобное скуление чайника, с заросшим неизменной накипью дном: - Вот так. Ты с чем будешь? Я достал пару чашек и насыпал в них растворимый кофе.
Неприятное пойло, но от хорошего варёного напитка у меня с первых глотков
начинало неизменно болеть сердце, с чем волей-неволей приходилось считаться.
Себе – две с половиной ложки сахара, ей – одну. Хотя Вероника утверждает, что
всегда пьёт несладкое, но, конечно же, лукавит. Я был в этом уверен, и её
красноречивое молчание служило неизменным подтверждением моим мыслям. Почему я назвал её именно так, хотя мог выбрать любое
имя? Даже сейчас, присев напротив и положив свои пальцы на её прохладную и
успокаивающую руку, мне было трудно ответить на этот вопрос. Может быть, это имя
всегда мне нравилось или ассоциируется с героиней какого-нибудь старого фильма?
Трудно сказать, но одно я знал совершенно точно – она была той единственной, кто
понимал меня и скрашивал одиночество, не позволяя серьёзно сорваться, к чему мне
столько раз приходилось оказываться в слишком опасной близости. Обращаясь к Веронике, я неизменно успокаивался и иногда
даже мог проболтать с ней ни один час. Удивительная словоохотливость для
человека, который ежедневно произносил от силы пару десятков слов, большинство
из которых «здравствуйте». Но иногда это казалось единственным выходом от плохих
мыслей, словно заслонка, которую я могу сделать тем крепче, чем быстрее и дольше
буду что-нибудь рассказывать. И, да – это действительно помогало, а вовсе не
было пустой иллюзией. Тем более, Вероника никогда меня не перебивала, а молчание
в таких случаях было самым настоящим золотом – скромным, но дорогим, как цепочка
и пара колец с бриллиантами, которые я купил ей на прошлый Новый год и несколько
торжественно надел под бой кремлёвских курантов, несущийся из стоящего в комнате
телевизора. Чтобы она не сомневалась, что золото настоящее, мне пришлось
оставить ярлычки, только срезать цену. Впрочем, такую недоверчивость можно было
скорее понять, чем осудить. Вряд ли Вероника могла когда-нибудь даже подумать о
подобном подарке, пусть и от хорошо знакомого мужчины. Сзади раздалось раскатистое «пых» и даже без
пронзительного свистка я понял, что чайник закипел, подумав о том, что не
проверил – налита ли в него вода. С другой стороны, будь её даже совсем мало,
это произошло бы намного быстрее. - Вот так. Печенье будешь? Спросил я, взяв обжигающую ручку и наливая дымящуюся и
плюющуюся во все стороны воду. Конечно, можно было воспользоваться полотенцем
или ухваткой, висящими напротив, но каждый раз, когда моё тело чувствовало
что-то такое «экстремальное», казалось, я немного прихожу в себя и не просто
сопричастен к реальности, а ощущаю эффект полного погружения. Правда, при этом,
неизменно завидуя каждый раз обыкновенным людям, которым, к счастью, наверное,
подобные мысли недоступны. С другой стороны, кто знает – возможно, другие это
просто скрывают не менее хорошо, чем я? Я поставил чашку со смешной пчелой, выжимающей мёд из сот
в мятые вёдра, напротив Вероники и, усевшись, с удовольствием втянул в себя
первые глотки кофе, только сейчас подумав, что не мешало бы перекусить чем-то
более существенным, чем несколько печенек, от которых излишне остро пахло
малиной. Однако, представив, что для этого надо вставать, возиться с
холодильником, разогревать, а потом ещё мыть и вытирать посуду, пришёл к
заключению, что, пожалуй, вовсе и не так сильно хочу есть. Просто что-то
накатило, но вовремя ушло и обременило только мысли, но не тело. Конечно, можно
было бы попросить немного поухаживать за мной Веронику, но она, скорее всего,
такая нерасторопная, что сама нуждается в постоянном участии, если не сказать
жёстче – контроле. С одной стороны, в этом было что-то умилительно
очаровательное, но с другой – раздражающее и беспомощное, хотя и почему-то
напоминающее мне, что у кого-то дела могут быть ещё хуже. С Вероникой мы познакомились на одном грязноватом складе,
куда я специально поехал после тщательного изучения информации в Интернете.
Однажды мне надоело входить в квартиру, громко здороваться и, начав рассказывать
новости за день, предсказуемо обнаружить, что никого дома нет. Конечно, я это
знал и так, но каждый раз надеялся, что некто затаился на кухне или хотя бы
установил по квартире «жучки» и внимательно слушает всё, что я говорю.
Разумеется, можно было бы завести какое-нибудь необременительное домашнее
животное, наподобие черепахи, змеи или паука, однако, делиться с ними важными
для меня вещами почему-то казалось твёрдым шагом на пути к безумию. Хотя,
несомненно, многие хозяева разговаривают со своими любимцами именно так. Но я
был другим и хотел, чтобы речь шла о человеке – не обязательно живом, но точно
противоположного пола. Никакого сексуального подтекста здесь, понятно, не было –
просто мне всегда было проще общаться с девушками, чем с ребятами и изменять уже
сложившемуся мировоззрению, принятому за данность, не хотелось. Одно время я
хотел с кем-нибудь познакомиться, однако, отношения с людьми, особенно близкие,
мне никогда особенно не удавались. Но главное было в другом – картинки,
непроизвольно роящиеся в голове, как я подхожу к беззащитному человеку и
кровожадно кромсаю его ножом, казались настолько реальными, и даже несущими в
себе прямое зловещее предзнаменование, что до такой степени рисковать жизнями
окружающих я не смел. Хотя в этом, как мне казалось, в сознании теплятся, пусть
изрядно потрёпанные, но остатки разумности, за которые очень хочется уцепиться,
как за спасительную соломинку. Но и это скорее казалось чем-то, идущим от мыслей других,
а не своими собственными заботами и выводами. Поэтому, долго раздумывая и
временами впадая в отчаяние, я всё-таки остановил свой выбор именно на манекене.
Ничего излишне дорогого, но и не совсем вульгарная дешёвка – так сказать,
«золотая середина». Именно её я и обнаружил, продающейся на одном из складов на
окраине Москвы, где на меня, после изложения пожеланий, почему-то смотрели так,
словно я приобретаю особенно извращённо выполненную куклу из секс-шопа. А я
всего лишь хотел видеть Веронику сидящей на кухне голой и даже без парика, что,
в лучшем случае, можно было отнести к категории своеобразной эротики. Это
рассматривалось мной, как труднообъяснимая страховка на тот случай, если я
вздумаю ассоциировать манекен с какими-то реальными людьми и могу им невольно
навредить. Наверное, ничего в этом и не было, но именно такой, только, разве
что, с несколькими золотыми побрякушками, я и хотел её видеть. В наших же
отношениях, разумеется, любое моё желание было непременным законом. Несмотря на это или именно благодаря такой модели
отношений, мы быстро стали близкими друзьями, и я был поражён – как на самом
деле иногда можно просто пойти на контакт, словно речь идёт о чём-то совершенно
естественном. Даже приятная, но слишком формально улыбающаяся продавщица в
ювелирном магазине, где я брал драгоценности для Вероники, кокетливо поведя
бёдрами, громко сказала: - Девушки, получив такое, бывают очень счастливы. Только
не злоупотребляйте этим, пожалуйста – мы все такие наивные. Не знаю, что именно она подразумевала. Однако, то, что не
я один, а кто-то ещё тоже воспринимает Веронику исключительно, как живого
человека, показалось мне ободряющим, очень правильным и не нуждающимся в более
глубоких размышлениях. Словно я сомневался, но судьба сама мне дала понять, что
это именно живая девушка и, возможно, созданная только для меня. Впрочем,
настоящая или искусственная – на этот момент она стала для меня действительно
самым близким и необходимым человеком. Иногда Вероника меняла положение рук и даже, наверное,
пыталась встать и пойти ко мне в комнату, но не удерживалась и неизменно падала
посередине кухни. При этом почему-то замирала в таких откровенных позах, что
заставляла обзывать её весьма нелестными для женщины словами, за которые позднее
я неизменно долго извинялся. Но видела бы девушка себя со стороны! Не знаю, на
что рассчитывала Вероника, но я точно прогнал бы её назад из своей постели и
из-за этого мы могли сильно рассориться. Поэтому, возможно, и к лучшему, что всё
произошло именно так. Хотя, конечно, мне было искренне жаль, что она так сильно
ударялась, однако, ни одной царапинки на теле Вероники мне обнаружить не
удалось, да и напряжения или недоговорённости между нами эти случаи не вызвали. Особенно же очаровывало в манекене то, что девушка была
целиком и полностью моя. Я хотел, чтобы она видела только меня и больше ни с кем
не делила своё драгоценное внимание. Наверное, именно поэтому, я отключил
антенну от кухонного телевизора, дабы избавиться от искушения посмотреть его
самому, но, главным образом, чтобы Вероника не увидела других людей, ведь кто-то
из них вполне может вызвать её симпатию или даже желание. Да, да – несмотря на
то, что там у неё ничего не было, и даже грудь выпирала весьма невнятно, кто
знает – похоть вполне могла появиться, представься такой удобный случай и со
временем я начал подозревать, что он коснётся в первую очередь именно меня.
Никогда не задумывался о том, насколько сильно хотят интимной близости женщины,
однако, несомненно, длительное воздержание здесь было уделом очень немногих –
вынужденно или по причине, в той или иной степени, связанной со здоровьем. Но
спать с манекеном – в этом было что-то сродни некрофилии, тем более, это не
позволяло женщине забеременеть, а, значит, было совершенно неестественным. Во
всяком случае, если говорить о трупах, то я очень на это надеялся. Конечно, я
мог бы найти и купить маленького искусственного сына и дочку, которые точно так
же, как мама, ждали бы меня на соседнем стуле на кухне, однако, такой насмешки
или зловещей тени семьи, наверное, мои душевные силы уже не вынесли бы. Поэтому,
никакого совместного сна или чего-то подобного! На лбу выступили бусинки пота, и моё правое ухо
мучительно разгорелось. Бабушка когда-то говорила, что так происходит, если
кто-то вспоминает и ругает человека, однако, наверное, всё-таки здесь речь шла о
самом обыкновенном беспочвенном суеверии. Сколько их «гуляет» буквально по
каждому поводу, но, чаще всего, ничего не происходит. Тем не менее, эти ощущения
мне не нравились, доставляли дискомфорт, и я поднялся, чтобы ополоснуть лицо
холодной водой из-под крана. Именно в этот момент мне показалось, что Вероника
что-то произнесла – впервые, с момента нашего знакомства. Да, я частенько слышал
её тактичные ответы, но где-то в голове или на безумной грани реальности и
вымысла, лишь слегка плескающейся в настоящее, но никогда так внятно. - Ты что-то сказала? Дрогнувшим голосом спросил я, не обращая внимания, как
капли воды с мокрого лица сочатся по футболке, оставляя холодные и раздражающие
полосы: - Пожалуйста, повтори. Тут же рациональная часть моего сознания, начала
услужливо искать аргументы, убедительно говорящие против этой версии. И вскоре я
был склонен с ними скорее согласиться, чем опровергнуть и признать тот факт, что
со мной начал разговаривать пластмассовый манекен. Пусть иногда я очень хотел, чтобы Вероника могла мне
ответить и направить мысли в каком-то другом и более правильном направлении, но,
на самом деле, меня скорее преследовал страх, что именно так однажды и случится.
Наверное, в основном, такие чувства я испытывал из-за того, что это сразу
изменит наши отношения – скорее всего, не в сторону улучшения. Ведь тогда
Вероника будет не просто молчаливым другом, а быстро приобретёт собственные
интересы и темы, на которые захочет говорить столь же долго и часто, как теперь
обо мне. Главное – требуя при этом внимания! А это опять – отвлечение и прямой
путь к ссоре со мной. Нет, значит, точно послышалось – наверняка звук долетел из
вентиляции или с улицы, иначе, обретя такую способность, вряд ли Вероника
продолжала бы молчать. Да, ведь это всего лишь манекен! Однако, даже согласившись сам с собой, что ничего на
самом деле не было, я никак не мог унять беспокойства и начал нервно вышагивать
по кухне. Тапочки громко шлёпали и немного соскакивали, из-за чего я был
вынужден топорщить пальцы, и ёжиться, представляя, как ногти впиваются в ткань,
удерживая и одновременно разрывая её. В такие моменты в моей голове неизменно
начинало что-то «клинить» – я испытывал просто непреодолимое желание схватиться
за волосы и начать их в бешенном темпе растирать в разные стороны. Потом
наступала очередь лица, шеи, рук и точно походило на полное и небезопасное
безумие. А рецептом к выздоровлению здесь было только, пусть совсем небольшое,
но общество или общение с реальным человеком. Хорошо, когда он есть и мой случай
был именно таким. Я медленно придвинул к себе сотовый телефон и, по
привычке, убедился, что Вероника никуда без меня не звонила. - Что же, тебе можно доверять. Извини, что проверяю, но
сама понимаешь… Уже, наверное, в тысячный раз произнёс я и начал
беззвучно набирать номер. Конечно, он был записан в памяти аппарата, но мне
всегда было интересно застать момент, когда это будет идентифицировано и телефон
подставит нужное имя. После шестой цифры, случилось именно так и на этот раз –
на белом дисплее высветилось имя «Алексей». - Как думаешь, он принимает очень ранние или слишком
поздние звонки? Спросил я у Вероники, нежно прикоснувшись подушечкой
большого пальца к её щеке и посмотрев на висящие за её спиной настенные часы,
стрелки которых замерли на четырёх утра. В этот момент меня невольно передёрнуло
и в голову почему-то полезли дурацкие рассказы о шпионах, которые неизменно
мудро определяли это время, как исключительно эффективное для того, чтобы
застать людей врасплох. Не знаю, было это каким-то расхожим заблуждением, или на
самом деле что-то такое имело место, однако, этой ночью и сейчас, меня с
Вероникой точно было сложно напугать неожиданным визитом. Скорее, он был
желаемым, если, конечно, не слишком ужасал бы. В трубке что-то зашуршало, и из динамика полилась
незнакомая, но ритмичная музыка, чем-то похожая на звучавшую в моём сне. Я
положил телефон на стол, включив громкую связь, приподнялся, подошёл к Веронике
и, галантно поклонившись, протянул руку, приглашая немного потанцевать.
Некоторое время она держалась привычно холодно и надменно, но потом, я начал
улавливать изменения в её позе, чертах лица и, казалось, вот сейчас её длинные
красивые пальцы смущённо пожмут мою руку. - Алло! Кто это? По кухне разнёсся недовольный и заспанный голос Алексея,
который сразу всё нарушил и, наверное, даже чем-то обидел Веронику. Ну, ничего,
я ей потом объясню – насколько это важно и она, несомненно, поймёт всё
правильно. - Не узнал? - А… Ты чего звонишь в такое время? Ночь на дворе! - Хотел попросить заехать за мной, как можно раньше. - Не беспокойся – всё, как договаривались. - Я в тебе и не сомневаюсь. Но постарайся быть побыстрее
– просто невыносимо сдерживаться. - Ладно, ладно. Давай-ка, держись, а днём попаримся в
баньке и всё обсудим. У меня появились кое-какие мысли на этот счёт, которые ты
можешь найти интересными. - Хорошо, жду. Я кивнул сам себе и смотрел на телефон до тех пор, пока
не погас дисплей. Забавный парень, этот Алексей, но дружба со школы позволяла
практически безгранично доверять твёрдости его слова. Собственно, при первой
нашей встрече чувствовалось, что этот человек уверен в себе и склонен всё чётко
расставлять на нужные места. Наверное, все те замечательные качества, которых
мне так не хватало. - Не Лёха или Алекс, меня зовут Алексей. Сразу сказал мне этот худенький вихрастый мальчик с
большими, чуть раскосыми, глазами, и большего окружающим для понимания не
требовалось. Хотя он неизменно смотрелся как-то неопрятно и даже уморительно с
неровно заправленной рубахой и какими-то зализанными ушами, никто не смеялся, а
как-то наоборот подтягивался и исполнялся уверенности, что здесь шуточки могут
обернуться очень плохо. Как показала практика, именно так, хотя и редко, но
неизменно выходило. Я улыбнулся этим воспоминаниям и, обернувшись к Веронике,
прошептал: - Мы побудем вместе с тобой ещё несколько часов, а потом
ненадолго расстанемся. Прости, но не смогу взять тебя с собой на этот раз. Из коридора раздался низкий хлюпающий звук и, медленно
обернувшись, я аккуратно опустился на табуретку возле манекена. Несомненно, там,
в мрачных глубинах, прямо возле ванной кто-то был. Глядя прямо, можно было
различить только бездну черноты, но, если отвести взгляд, то боковым зрением
вполне явственно начинали различаться две маленькие осунувшиеся фигурки,
держащиеся за руки. Да, это всё-таки они. Хотя воды я не видел, воображение живо
нарисовало неровную лужу, которая собирается у ног мёртвых детей, замотанных,
наверняка, в какие-нибудь полуразложившиеся лохмотья. И они пришли за мной или
ко мне. - Эй, кто вы? Прошептал я, судорожно сглотнув, конечно, не рассчитывая
на ответ, но не увидел даже никакого ответного движения. Наверное, так я просидел очень долго, замерев и стараясь
сдерживать дыхание, как и Вероника. Страх был, но скорее присутствовало какое-то
облегчение и решимость, когда всё то, что не хотелось бы, но было возможным,
наконец, произошло. Кроме того, я справедливо полагал, что, если эти зловещие
посланцы неизвестности хотели меня убить, то давно сделали бы это или, по
крайней мере, попытались. Тот же факт, что вскоре, скашивая глаза, я потерял
уверенность в том, что вообще видел что-то необычное, кроме всё ярче белеющего
большого пакета с сахаром, стоящего за дверью в ванную, заставил меня прервать
эту игру в неопределённость, приподняться и, с замиранием сердца, включить на
кухне свет. На мгновение я был уверен, что покойники что-то сделали
со старомодными пробками, щиток с которыми находился у входной двери, а
сотрудники ЖЭКа всё «грозились» его заменить на более современную модель, и
только, когда матовый свет залил всё вокруг, вспомнил, о вкрученной на днях в
люстру энергосберегающей лампочке. Разумеется, я не экономил деньги на
электричество – просто интересовался новинками и попробовал. В целом, всё было
хорошо, но почему-то энергосберегающая лампочка неизменно реагировала на
включение с задержкой, к чему я никак не мог привыкнуть. Однако, сейчас это было
неважно – я увидел коридор и с облегчением убедился, что он пуст. Вот так –
просто игра теней и больного воображения. Однако, что там такое на полу? Неужели
лужа? Поколебавшись, я двинулся вперёд, отмечая, что мои ноги
мелко и неприятно дрожат. Шаг, другой и я замер над пятном тёмной воды, от
которой, несомненно, пахло болотом и чем-то из пробудившего меня сегодня
кошмарного сна. А рядом – да, да, были размазанные следы и, несомненно, детские.
Что же это значит? Гости всё-таки были, но потом ушли? Но ведущих куда-либо
цепочек следов не было. Значило ли это, что они каким-то образом просто
материализовались, а потом растворились в воздухе? Может быть, это их обычная
манера поведения или попросту моя неконтролируемая несдержанность? На всякий
случай, я щёлкнул выключателем в коридоре, потом осторожно прошёл в комнату и
осветил всё там, стараясь внимательно подметить малейшие изменения. Ничего! Но
как тогда всё это разумно объяснить? Когда я вернулся в коридор и захотел прикоснуться к луже,
чтобы убедиться – глаза не подвели, она бесследно исчезла и только в воздухе,
кажется, остался еле уловимый неприятный запах гостей, которых, возможно, не
было вовсе. Однако, Вероника, видимо, имела на этот счёт собственное мнение, и
вскоре до меня донёсся её негромкий уверенный голос, заставивший вздрогнуть и
повернуться в сторону кухни: - Они точно были здесь!
Глава
I
из
XV
Гольцов Кирилл
Москва и область
д Copyright © Свидетельство о публикации в электронном СМИ № 21101260872 |
